1949 год. Молодой ученый Андрей Ванюков, патентует принципиально новый метод плавки — в жидкой ванне (ПЖВ). Вместо громоздких отражательных печей, работающих на привозном топливе, он предлагает компактный, энергоэффективный и невероятно универсальный агрегат. Реакция научного сообщества была сокрушительной: «авантюра!», «несерьезно!», «взрывоопасно!». Сама идея совместить раскаленный расплав с водой в охлаждаемых кессонах казалась бредом.

Двадцать лет Ванюков обивал пороги министерств, доказывая свою правоту. Опытные установки на Урале и в Казахстане по приказу сверху демонтировали. Казалось, гениальная идея обречена. Спасение пришло оттуда, откуда его не ждали — с самого сурового металлургического комбината страны, из Норильска.

ПОЧЕМУ ИМЕННО ЗАПОЛЯРЬЕ?

К 1970-м годам Норильский комбинат столкнулся с технологическим тупиком. Открытие богатейших талнахских руд требовало новой мощности. Старые отражательные печи, хоть и были гигантами (одна из них считалась крупнейшей в Европе), не справлялись. Они были прожорливы, требовали сложной подготовки шихты (смесь материалов, загруженных в плавильную печь для получения металла определённого состава) и, что критически важно для Норильска, были ужасно неэкологичны. Черный дым от угольной пыли и выбросы сернистого ангидрида усугубляли и без того сложную экологическую ситуацию в Заполярье.

Печь Ванюкова предлагала решение этих проблем. Ее автогенность — способность использовать для плавки собственное тепло окисления сульфидов — сулила колоссальную экономию газа. Ее «всеядность» позволяла перерабатывать любое сырье без трудоемкой подготовки. А компактность и эффективность открывали путь к резкому росту производительности.

Но даже здесь, в Норильске, где к невозможному привыкли, путь к внедрению оказался тернистым. Скепсис был не просто словами — он витал в самом воздухе цехов, пропитанном полувековой металлургической традицией. Горячий расплав и вода в кессонах (специальные водоохлаждаемые металлические элементы, из которых собраны стены печи)? Многие опытные инженеры высказывали недоверие и считали, что внедрение такой печи может повлечь за собой большие риски.

И случилось чудо: лед тронулся. Из кабинета они вышли вместе — просиявший Ванюков и задумавшийся Хагажеев. Они сразу направились к директору Норильского комбината Борису Колесникову. И уже вместе, единым фронтом, стали «пробивать» 25 миллионов рублей на строительство не опытной, а опытно-промышленной установки прямо в плавильном цехе Медного завода.

Но и это была не окончательная победа. В Норильске как раз ударными темпами возводился новый Надеждинский металлургический завод (НМЗ), и промышленное внедрение «печи Ванюкова» снова отодвинулось — на семь долгих лет. Лишь в 1984 году, в уникальной для комбината практике — без остановки действующих агрегатов — на месте старой отражательной печи (пламенный агрегат, где плавка идет на откосах, требующий большого расхода топлива), 35 лет дававшей норильскую медь, начали возводить новый металлургический комплекс ПЖВ (Плавка в Жидкой Ванне). Его производительность окажется в десятки раз выше.

Первая промышленная печь Ванюкова в Норильске заработала в 1985 году. Успех был оглушительным. Сегодня на Медном заводе работают две такие печи, ставшие сердцем производства. Они перерабатывают тысячи тонн сырья, а их надежность и эффективность доказаны десятилетиями эксплуатации в самых суровых условиях.

Но история на этом не закончилась. Норильск стал плацдармом для мирового шествия технологии. Печи Ванюкова были построены на Урале (Ревда), в Казахстане (Балхаш), Узбекистане, а затем и в Китае, Австралии, Южной Корее.

Сегодня ученики и последователи Ванюкова, такие как профессор Зуфар Салихов, открыли для ПЖВ новое, неожиданное применение — утилизацию отходов. Оказалось, что «всеядная» печь способна с высочайшей эффективностью и безопасностью уничтожать самые сложные виды отходов, включая медицинские и опасные промышленные, не образуя при этом вторичных токсичных зол. Высокая температура гарантирует полное разложение диоксинов и других ядовитых соединений.

Профессор Андрей Ванюков создал не просто агрегат. Он создал новую философию металлургического процесса — гибкого и эффективного. Именно Норильск, с его вызовами, смелостью инженеров и готовностью к риску, стал тем местом, где эта философия прошла самую суровую проверку и блестяще доказала свое право на жизнь, открыв новую страницу в истории мировой металлургии.

Апдейт: наши читатели попросили рассказать о мифе, связанном с печью Ванюкова.

Среди жителей Норильска живет легенда: будто бы печь Ванюкова нельзя остановить. Мол, ее непрерывный процесс плавки — вечный, а остановка неминуемо приведет к катастрофе: остывший и затвердевший шлак и штейн намертво заблокируют и разорвут агрегат изнутри.

Так вот, это действительно миф! Печь останавливали — для планового ремонта и модернизации. Да, это сложный, длительный и затратный процесс. Агрегат остывает очень долго, а его последующий разогрев и запуск занимают до 10 дней. Технология остановки отработана: сначала из печи в штатном режиме выводят все непригодное для дальнейшего использования сырье, и только потом процесс плавки постепенно останавливают. Так что «вечный двигатель» Ванюкова — управляемый и, вопреки мифу, вполне останавливаемый.

В конце 1950-х Норильск, несмотря на все свои успехи, стоял на грани катастрофы. Богатые руды истощались, а гигантский комбинат, жизненный узел всего Заполярья, оказался под угрозой закрытия. Спасти его могло только чудо — или одно из величайших геологических открытий века.

В 1958 году в кабинетах ленинградского «Гипроникеля» прозвучала крамольная мысль: легендарный Норильский комбинат предлагали закрыть. Со стороны это выглядело абсурдом. Комбинат был на пике: внедрял передовые технологии, строил автоматизированные печи, город бурно рос. Но внутренний кризис уже набирал силу. Причина была проста и фундаментальна: богатые руды, те самые, что делали добычу рентабельной, — заканчивались. Их оставалось всего на 25 лет стабильной работы. Десятилетиями комбинат был дотационным и лишь в 1959 году впервые вышел в ноль. Экономически он становился обузой, но политически закрыть сложившийся 120-тысячный организм было невозможно. Спасительную руду искали везде, но месторождения-сателлиты не могли решить судьбу гиганта. Нужен был геологический куш.

Поворотной стала смена подчинения: Норильск перешел из московского министерства в Красноярский совнархоз. Решения стали принимать на местах. Директор новой структуры П.Ф. Ломако буквально вытолкал геологов из насиженных мест, бросив им вызов: «Ищите там, где руда реальнее, а не там, где удобнее!» Взоры обратились к западным отрогам Хараелахских гор — району, который сегодня мы знаем как Талнах. В 1959 году там нашли первые рудные валуны. Это был знак. В район стянули более 100 буровых станков. Это была не разведка, а масштабная геологическая битва, на которую с надеждой смотрел весь Норильск.

Решение пришло с появлением мостостроителей из Новосибирска. 250 человек за 2 года совершили невозможное: построили шестипролётный мост для железнодорожного и автомобильного транспорта — первый подобный в Заполярье. Объем работ был сопоставим со строительством моста через Днепр в Запорожье, который строили 1200 человек пять лет. Параллельно, невзирая на транспортный коллапс, в целинной лесотундре рос посёлок. Люди жили в палатках и передвижных балках, но к концу 1964 года там уже стояли семь жилых домов, аптека, столовая и клуб «Юность».

Талнах не просто спас Норильск от неминуемого упадка. Он дал ему второе дыхание. Благодаря его руде стал возможен запуск Надеждинского металлургического завода, а для тысяч новых работников вырос город-спутник Кайеркан. Пять талнахских рудников, каждый из которых стал уникальным технологическим объектом, превратили Норильск из дотационного предприятия в рентабельного промышленного лидера, каким он остается и сегодня.